Борис Александрович Грязных «БЕЗУМСТВУ ХРАБРЫХ…» был не единственным журналистом «Подзнаменки», познавшим горечь и мерзость 1930-х. Участь «врага народа» не миновала и основоположника профессиональной первоуральской журналистики, основателя музея НТЗ, основателя Билимбаевского краеведческого музея, писателя и краеведа В.А. Дроткевича. Еще Владимир Анатольевич был фотографом. Мало кто знает, что замечательный снимок «У ресторана по улице Чкалова» - сделал он. А еще он снимал документальные фильмы: создал фильм о Билимбае «Быль и новь рабочего поселка», снял фильм о Новотрубном заводе, написал сценарии для фильмов «Пути Ермака», «Реки не должны умирать»...
Дроткевич Владимир Анатольевич. Фото из архива музея ОАО «ПНТЗ».
Владимир Анатольевич Дроткевич родился в 1909 году в Новороссийске, учился в кораблестроительном техникуме, но делом всей своей жизни избрал журналистику. Работал в многотиражной газете, писал книги о моряках, мечтал о будущем. Его арестовали в 1937 году, накануне первомайского праздника, почти сразу после выхода в свет первой книги.
Книга В.А. Дроткевича «Подводники», Ростов-на-Дону: Азчериздат, 1937 год (тип. им. Коминтерна).
Его «дело» вели несколько следователей. Каждый специализировался по своей методе: пытка светом, бессонницей, резиновой дубинкой, самозатягивающимися наручниками. Потом он еще долгие годы не переносил запаха одеколона Шипр» и не ходил в парикмахерские, где был популярен этот одеколон, а если чувствовал его запах на улице, моментально оборачивался и всматривался в лицо. Долгое время он старался все забыть, вывернуть из памяти, освободиться от щемящей душу тоски. Но ночью все возвращалось...
Перед смертью Владимир Анатольевич решился записать свои воспоминания. «Сначала я хотел наговорить текст на пленку. Но все-таки лучше писать. Я и название придумал – «Щепки». Знаешь: «лес рубят – щепки летят», – вспоминала Азалия Киприянова.
Капитан Никонов всегда подтянут. Высокомерно поднятая голова, пренебрежительный взгляд, до блеска начищенные ботинки, аккуратно повязанный галстук, белоснежная сорочка. Из карманчика пиджака торчит кончик розовой расчески. Весь он с ног до головы пропитан «Шипром». Капитан Никонов любил подойти вплотную, почти качаясь грудью моей груди. На меня обрушивалась волна «Шипра». Он пронзительно смотрел в глаза и говорил, словно любуясь своей дикцией: «Ну, что молчать будем?» Я уже знал, что эта фраза – сигнал. И душа уходила в пятки. Застилал липкий страх: мокнут ладони, бежит пот по вискам. А в ушах шумит дождь, дождь, дождь. А это вовсе не дождь, а змеиное шипение капитана: «Пиш-ш-шии, пиш-ши, гаденышш». Он сбрасывает пиджак. Достает из красивого кожаного футляра резиновую дубинку с плетеной ручкой. И я, еще не получив первого удара, уже ощущаю на спине волнистые полосы вспухшего тела. Лежу на полу. Перед глазами начищенные ботинки капитана Никонова. Он льет мне на голову воду из железной кружки. В дверях стоит надзиратель. Шепотом спрашивает: «Ишо воды?» Капитан машет на него рукой. Теперь он говорит свою вторую фразу-сигнал: «Сволочь ты, сволочь. Висишь, проклятый, на моей голове». Надевает пиджак. Укладывает в футляр дубинку...
Уже трое суток не спал. Стоял в углу комнаты, опираться на стену не разрешалось. Ноги оплыли, как будто от водянки. Силы уже покидали. Где-то в пространстве парила оторвавшаяся от тела душа в поисках спасения, пощады и милости. И в этот момент моего мучителя сменил старший лейтенант. Он без грохота отодвинул стул, сел к столу. Долго смотрел на вздутую кожу, выступившую из расшнурованных туфель, как дрожжевое тесто из квашни. Полистал мое дело, взглянул на дверь, разрешил сесть. Он не кричал, только смотрел на меня и думал свою думу. В коридоре послышался топот ног – шли проверяющие. Следователь мгновенно вскочил из-за стола, дернул меня за руку, толкнул в угол и дико закричал: «Нам все известно! Ты изобличен!». В комнату вошли трое. Один из них «помог» следствию: – А ты ему, лейтенант, сделай искусственное дыхание. И он с силой ударил меня в живот. Я грохнулся на пол. После ухода проверяющих лейтенант усадил меня на стул и дал напиться. Он был так подавлен, что я решил отплатить ему за добро. – Давайте запишем в протокол сведения, которые еще не известны по делу. Лейтенант вопросительно посмотрел на меня и вдруг оживился – Да, да, с меня ведь спросят. Я рассказал ему как, работая корреспондентом «Союзфото», делал в Тбилиси по особому заданию снимки секретаря ЦК Грузии Берии и генерального секретаря французской компартии Марселя Кашена. Лейтенант разорвал протокол на мелкие кусочки. Да ты знаешь, чем это грозит? Тебе пришьют новое дело – это террор. Попытка покушения на двух секретарей. Это вышка!
Больше он этого лейтенанта не видел. Но никуда не делся надзиратель, прозванный заключенными «Хиба».
– Вот он увидел тебя стоящим в камере. Тотчас загрохочет форточка двери, в ее зеве – широкогубый красный рот: «Хиба, паразиты не чулы, шо предупреждал – усим сидэть! Поголовно усим!». Проклят был тысячу раз этот человек. Он мог не разрешить вынести переполненную парашу. Отнимал уже розданную баланду. На его лице в это время расплывалась улыбка: «Хиба ты не знал, шо запрещено. Будешь без оправки!». Это значит, виновный будет лишен утреннего хождения в туалет.
Он запомнил и людей, что были рядом с ним в тюремной камере – «щепки», летевшие во все стороны от топоров новых опричников. Когда-то это были люди: прокурор, священник, офицер-пограничник, зубной врач, агроном, артист оперы, начальник цеха, рабочий, пианист… Сотни тысяч исковерканных судеб, тысячи и тысячи убитых и канувших в неизвестность жизней.
– «Называй меня тетушкой Бертой», – эта женщина лежала на деревянном топчане в коридоре тюремной больницы. Бывшая соратница Тельмана, она бежала в СССР, чтобы продолжить борьбу с фашизмом. И вот теперь она здесь, в тюрьме НКВД. – Это в гестапо прошли школу ваши следователи. Все так, как у нас в Германии. Я уже имею второй урок.
Блажен тот, кто слаб в географии и не может себе представить той огромной братской могилы, что без холмика и креста упокоилась на погосте страны...
У ресторана по улице Чкалова, 60-е годы. Фото В.А. Дроткевича из архива музея ОАО «ПНТЗ»
Владимиру Анатольевичу Дроткевичу еще «повезло» – его не расстреляли и не отправили в зону на 25 лет. Потом, в хрущевские времена, получит он реабилитационную бумажку: «Дело в отношении Дроткевича В.А. прекращено за отсутствием состава преступления…»
Источники:
1. Дроткевич В.А. Щепки // Новая газета, 1991, №№ 6, 8, 13.
2. Акифьева Н.В. Первоуральск: события и люди / Нина Акифьева. — Екатеринбург: Урал. рабочий, 2019. – 495 с. ISBN 978-5-85383-750-8.
Н. В. АКИФЬЕВА ©
