Фрагменты главы I (часть 1)
Кабаки на Урале появляются одновременно с первыми городами. Из архивных документов известно, что верхотурский воевода Неудача Плещеев поздней осенью 1603 года получил наказ: «курить вино из верхотурского хлеба, а хмель щипать в Верхотурье и в Туринском остроге». Было велено также варить на продажу мед и пиво, когда в Верхотурье бывало большое скопление приезжего люда.
Правительство очень заинтересованно относилось к постоянному увеличению винокурения в Верхотурье. К этому его толкала погоня за прибылью, которую давала торговля алкоголем. Из грамоты приказа Казанского дворца от 24 февраля 1605 года известно, что в Верхотурье ведро хлебного вина продавали по 2 рубля 21 алтыну 4 деньги, а курение его обходилось казне всего в 21 алтын, т. е. ведро вина давало казне чистой прибыли 2 рубля 4 деньги. Если цены на водку слишком поднимались, и выручка кабака падала из-за падения спроса, то правительство шло на понижение цен, «чтоб нашей казне было прибыльнее и приезжие б люди покупали больше».
По переписи М. Кайсарова питейные доходы чердынского посада в 1619/1620 годах составляли 687 рублей, тогда как таможенных пошлин было собрано всего лишь 121 рубль 4 деньги. В том же году кабак Соликамска принес прибыли 1915 рублей. А вот в Кайгородке по челобитной посадских и уездных людей воеводе П.А. Бельскому царской грамотой предписывалось кабак с 1 сентября 1619 года «свести». Вместо кабака население обязано было ежегодно выплачивать в Новгородскую четверть откуп в размере чуть более 305 рублей.
В 1623 году верхотурские воеводы Барятинский и Языков пишут в Москву, что с тех пор, как по царскому указу открыт в Верхотурье кабак, верхотурские служилые люди, стрельцы, казаки, ямские охотники и пашенные крестьяне в верхотурском кабаке пропились, а ямские охотники, пропившись, разбрелись, а пашенные крестьяне от того кабака обнищали. Воеводы же унимать их не смеют, боясь кабацкого недобора.
Царь Михаил Федорович им на это отвечал: «То вы пишите к нам, не радея о нашем деле, что кабак хотите убрать. Кабак ведь заведен не вчера, а давно, задолго до московского разорения. И до вас много воевод было на Верхотурье, но никто из них о том кабаке нам не писал, а вы вместо того, чтоб искать пред прежним прибыли, хотите и старое растерять. Все, что вы пишете к нам не поделом – это от лености, или может быть смотрите на Тобольск, где кабаки велено снести. То не образец. В Тобольске кабак был заведен недавно, а Тобольск в Сибири – первый город, и тобольские служилые и всякие жилецкие люди учали пить беспрестанно, и в Тобольске потому велено снесть кабак, чтоб сберечь наших служилых и торговых людей. А у вас на Верхотурье не одни служилые люди пьют, а есть много приезжих из разных мест Сибири, и поэтому кабак уничтожить нельзя…». Чтобы понять озабоченность Государя, надо знать какую прибыль приносил в те годы кабак. «…Кроме таможенных пошлин и кабацких денег государевым деньгам сбору нет».
Спустя десяток лет, стараниями нового воеводы князя С.Н. Гагарина, в Верхотурском остроге появляется первая на Урале казенная винокурня. И если раньше вино для верхотурского кабака курили служилые и крестьяне: «Сидели они вино у себя по домам, в деревнях и по селам, на Тагиле и на Нейве и, сдав часть вина на кабак, другую часть пили сами…», то с постройкой казенной винокурни котлы у крестьян отобрали, запретив им впредь варить пиво и курить вино и «велено всем пить на кабаке». Москва в полной мере одобрила действия воеводы, предписав лишь компенсировать деньгами, конфискованные у местного населения котлы.
Прекрасно осознавая степень вреда, приносимого алкоголем, но не желая при этом терять важнейший источник дохода, правительство предписывало воеводам: с одной стороны, неуклонно следить за тем, чтобы местные крестьяне и служилые люди не «учали пили беспрестанно», а с другой продавать как можно больше вина и непременно с прибылью. Но так как оба условия соблюсти было практически невозможно, то выбор чаще всего падал на получение прибыли. Моральный аспект в тех условиях государство интересовал мало – прибыль была важнее.
В царствование Алексея Михайловича питейный сбор оставался важнейшей статьей государственного дохода, а продажа крепких напитков была прерогативой откупщиков. Откупщики, заплативши деньги в казну вперед, старались всеми правдами и неправдами забрать не только уже уплаченные деньги, но и изрядно обогатиться. При этом кабаки оставались притонами пьянства, плутовства и всякого беззакония. Нельзя сказать, что такое положение удовлетворяло царя и его окружение. Правительство, вероятно по совету патриарха Никона, признавало, что такой порядок тягостен для народа и вредно отзывается на его нравственности. В царском указе 1648 года отмечалось, что «умножилось в людях во всяких пьянство, и всякое мятежное бесовское действо, глумление и скоморошество со всякими бесовскими играми». Поэтому в 1652 году кабаки были заменены кружечными дворами, которые уже не отдавались на откуп, а содержались выборными людьми из лучших посадских и волостных людей, называемых «верными головами».
Но эти правила действовали недолго. Государство, остро нуждаясь в деньгах, начало требовать, чтобы на кружечных дворах доходов собиралось больше, а в случае недобора против прежних лет угрожало головам и целовальникам наказанием. Боярам, гостям и вотчинникам было дозволено свободное винокурение для собственного стола. Другим полновластным производителем и потребителем спиртных напитков было духовенство. Так что в государстве кроме казенного вина было немало и вольного. Был еще обычай жаловать духовенство выдачей казенного вина, а также различными льготами при его употреблении. «В 1681 году велено было выдавать сибирскому архиепископу Киприану для его домашнего обихода ежегодно сто ведер вина из верхотурского кабака. В Тобольске и на Верхотурье, и во всех сибирских городах на господские праздники до 1687 года архиепископам и протопопам выдавалось известное число чарок вина».
Боярский свадебный пир в 17 веке, К.Е. Маковский 1883.
Коренное население Урала и Сибири, занимавшееся в основном охотой, каждую осень привозило в Верхотурье ясак – меха и кожи. Чтобы этот государев налог платился без недоимок, появилась особая питейная традиция, – плательщикам подносили чарку водки (так называемые «вогульские расходы»). Обильные возлияния, бывало, заканчивались смертельным исходом. Так, 17 марта 1699 года выборный посадский целовальник верхотурского кружечного двора Иван Бессонов и стрелец Меркурий Корешков в своем «извете» зафиксировали смерть от выпитого вина ясачного вогула Лялинской волости Чухлая Микиткина.
К концу XVII века в Сибири государевы винокурни вытеснили частные винные заводики, а «московские» кабаки появились почти во всех сибирских и уральских городах: Березове, Верхотурье, Енисейске, Иркутске, Пелыме, Сургуте, Томске, Туринске, Тюмени. Воеводам предписано было «купить хлеба для курения вина, а если окажется это выгодным, то продолжать это дело непрерывно, и на покупку припасов держать рублей по триста, или по четыреста». Заботясь об увеличении производительности государственной винокурни, Сибирский приказ в 90-е годы XVII века прислал в Верхотурье опытного мастера-винокура, в задачу которого входило как усовершенствование производственного процесса, так и подготовка специалистов из местных крестьян.
С появлением казенных винокурен в Тобольске и Верхотурье количество кабаков заметно увеличилось. Увеличилось и число пьяниц, пропивавшихся до последней нитки. И поэтому в 1698 году предписано было в Сибирских (Уральских) городах завести некое подобие вытрезвителя. Иван Прыжов приводит такой текст указа. «…А которые питухи озадорятся и напьются пьянством безобразным, и учнут деньги, платья, товары, мягкую рухлядь своего промысла в заклад или в мену пропивать, и таких унимать, убрав его в особый чулан, чтоб проспался положить. А как проспится, по вине смотря, наказать его словами или высечь батожьем, все ему отдать в целости. А взять только по правде – сколько он пропил. А лишняго, чего он не помятует, отнюдь не имать, и в государеву казну не класть, и гораздо смотреть, чтоб никто через свою силу не пил, и от безсмертнаго питья до смерти б не опился, и душу свою навеки не погубил».
В 1705 году Петр I, испытывая острую нужду в средствах для ведения Северной войны, переходит к откровенной откупной системе, сочетая ее с казенной продажей «вина» на всей территории России, получая заранее и гарантированно деньги на ведение войны и оснащение флота. Но уже через десять лет царь вводит свободу винокурения в России, облагая всех желающих курить «вино» особой пошлиной.
Надо отметить, что «в тот век в Европе пили много, особенно в придворных кругах, – писал Василий Осипович Ключевский, – и петербургский двор старался не отставать, беря пример с заграничных образцов». Однако при всей своей «любви» к горячительным напиткам Петр I вполне осознавал губительные последствия водочного пития. В «Памяти», данной в 1702 году комиссару Никите Демидову (Антуфьеву, Антюфееву), царь наказывал: «Вина и никакого пьяного пития отнюдь на заводах не держать. А пьяных без пощады всякими наказаниями смирять и на плутов наковывать цепи».
Но всегда ли соблюдались эти требования? Вот что сообщал Татищев своему шефу генерал-майору Геннину 24 ноября 1723 года после пуска казенного завода в Екатеринбурге: «По повелению Вашему, сего месяца 24 дня в Екатеринбурге с пушечной и мушкетною троекратною стрельбою молебствовали. И потом госпожа генералина, офицеры и управители с женами изволили у меня в доме обедать. Та ко ж довольное число подьячих и мастеров было за другими столами, а которым мест не достало, та ко ж всем приходящим дал моего вина и пива без оскудения, а солдатам оставшееся от Петрова дня вино. И дюже веселились до положения не токмо риз, но и телес, прославляя имя Ее Величества всемилостивейшей государыни императрицы, тогдашней именинницы, и Ваше здравие».
Мы не знаем, как отреагировал Геннин на екатеринбургское веселье – сам он не присутствовал на торжестве. Вероятно, потому что верный птенец «гнезда Петрова» генерал-майор Вилим Иванович Геннин, назначенный Сенатом в 1722 году командовать «Сибирским начальством», люто ненавидел пьяниц. Поэтому в 1726 году винную торговлю в заводских поселениях резко свернули, и с этого времени хлебное вино на заводах можно было купить только по воскресным и праздничным дням. Указ же 1731 года и вовсе запретил кабацкий промысел около предприятий – ближайший кабак разрешалось ставить не ближе чем в 20 верстах от завода или 5 верстах от рудника. Мастеровым оставили лишь право покупать водку на свадьбы, крестины и другие значительные семейные торжества, заранее известив начальство. В обычные же праздники и воскресные дни из спиртных напитков было разрешено пить только «пиво».
Про Екатеринбург Геннин распорядился отдельно: «Патрулировать в каждую ночь раза по два или по три по всем здешним квартирам и слушать, в которой квартире есть пьянство, крик и драки. И таких людей, кто б какого звания ни был, брать и приводить на гауптвахту под караул. А ежели кто противиться и отбиваться от ареста будет, с такими поступать яко с противники и брать под караул силой и наказывать батожьем пред фрунтом нещадно».
«Но оные указы как видно, забыты, – писал генерал некоторое время спустя, – ибо здесь (в Екатеринбурге – авт.) мастеровые и некоторые приказные служители уклонились к безмерному проклятому пьянству. А как уже к пьянству пообвыкли, то здоровье свое теряют, и руки у них пуще прежнего трястись стали и, напившись, не могут доброго железа делать. И оттого слава худая пошла далеко, и российская коммерция не процветет и, ославясь, придет к тому, что и заводы не для чего держать». Геннин тогда приказал – во всякий праздник силком приводить всех подьячих, мастеровых и работных людей на литургию в церковь и присматривать, чтоб не были пьяны.
Сельский крестный ход на Пасхе, В.Г.Перов, 1861.
Замечательный документ того времени – донос на имя Анны Иоанновны опубликовал И.Г. Прыжов: «От того (пьянства – авт.) обленилось множество народу, вступили в блуд, во всякую нечистоту, в тяжбы, в убивство, в великие разбои, и ослепоста пребесконечно, начаша творити блуд содомский, не знающие ни воскресного дня, ни господских праздников, и от того уродися и умножися семя нечестивое, от того многия тысячи дельных и годных людей на всякие службы – смертию казнены, а других множество народа бьют кнутом и посылают на вечную работу, иных множество простого народу в пьянстве умирает безвременно».
По свидетельству уральского историка Николая Корепанова, промышленника Акинфия Демидова тема пьянства волновала не меньше чем анонимного доносчика. В письме генералу Геннину «железный» магнат писал: «Получил я из Петербурга от приказчиков своих письма. Объявляют, что присланное из Сибири с заводов наших железо весьма плохо и чрезмерно ломко – полосы при погрузке в корабли ломались на три и на четыре куска. И прежде такого худого железа с заводов наших никогда туда в присылку не бывало, а ныне из доброй славы приходит в бесчестие. И из того видно, что такое железо сделалось от всегдашнего пьянства как мастеров, так и приказчиков моих. Ибо мастеровые люди от всегдашнего пьянства не токмо доброго своего мастерства лишаются, но во всеконечное безумие и разорение приходят…».
Генерал отреагировал сразу и по-военному четко: «Кабаки на демидовских заводах свести все до единого. А ежели тайно на его заводы вино привозиться будет, то тот, кто с тем пойман, без всякой милости наказан будет кнутом, а питье возьмется безденежно».
Царствование Анны Иоанновны в области винокурения было продолжением деяний Петра Великого. Дальнейшее развитие откупная система на производство хлебного вина получила при Елизавете Петровне. Помещики-дворяне по-прежнему пользовались правом курить вино и поставлять его либо в казну, либо оставлять для собственного пользования. Не брезговали таким правом ни государственные, ни творческие личности. Известный поэт и сенатор Г.Р. Державин владел на Урале винокуренным заводом, расположенном в селе Смоленском (Башкирия). Особая привилегия – право свободного винокурения – в 1750 году было дано уральскому казачеству, существовавшему в те годы в бассейне реки Яик и известному как вольное яицкое войско.
Нововведением стало появление в Петербурге и Москве «гербергов» или трактирных домов, где кроме вин можно было требовать чай, кофе, шоколад, курительный табак и комнаты с постелями. А в Екатеринбурге «множились» кабаки. Н.С. Корепанов писал: «В 1737 году в городке появился второй кабак, прозванный в народе Отряси-Нога, или Отрясиха. С его появлением кабак в черте крепости для отличия стали именовать Большим. В конце 1750-х годов появился третий кабак в Банной слободе – Разгуляй или «Разгуляйская фартина (фартина – то же, что и штоф, мера равная двум кружкам). В 1766 году за Пороховыми воротами появился четвертый екатеринбургский кабак – Удалой, или «Удалая фартина».
С 1795 года заготовка водки казной практически прекращается. Откуп становится господствующей системой и распространяется по всей России. А как водки стало больше, то и количество кабаков увеличилось: где один был – там два стало, где пять – десять. «В Екатеринбурге, к четырем уже имеющимся кабакам, добавилось еще семь – Мельковский, Бутырский, Ведерный, Западный, Московский, Приворотный, Проломный, Французский, два трактира – перворазрядный «Херсон», и безымянный третьеразрядный, да еще герберг Григория Чирьева».
После Отечественной войны 1812 года и последовавшей за ней инфляцией русского рубля правительство Александра I обратило внимание на откупную систему, разорившую казну. Поэтому в 1819 году была введена строгая государственная водочная монополия по всей России, за исключением отдаленных районов Урала и Сибири, где бороться со злоупотреблениями откупщиков правительство все равно было не в силах. Но это не была полная монополия. По Указу 1819 года государство оставило за собой производство водки и ее оптовую продажу, передав в частные руки розницу. Для того чтобы предупредить спекуляцию государственной водкой, была установлена твердая цена на нее по всей империи – 7 рублей ассигнациями за ведро.
В январе 1826 года Николай I частично восстановил откупную систему, а с 1828 года полностью отменил государственную монополию на водку. Это решение носило политический, а не экономический характер. Откупная система вела к сказочному обогащению кучки дельцов, разоряла население, подрывала здоровье нации. Цена водки все время росла, что стало для населения тяжелым бременем. На смену «дворянской» хлебной водке пришла дешевая дурь, мутная жижа, получившая свое название по цвету – сивуха, она же сильвупле, французская четырнадцатого класса, царская мадера, дешевая, продажный разум, сиротские слезы, подвздошная, крякун, горемычная и так далее. У простого народа постепенно складывалось новое правило: «не пить – так и на свете не жить». «Придут они в кабак, – писал Прыжов, – выпьют, а закусить нечем, и закусят или ржавой селедкой, которая продается тут же у самого входа в кабак, или, вместо закуски, выпьют еще раз, во всяком случае, выпьют довольно. А в такой стране, где ни в одном простом трактире не найдешь другого чаю, кроме подкрашенного, водка нехороша. По воскресеньям и праздникам еще хуже, так что сделалось правилом по воскресеньям водки в кабаках не покупать».
Кабак, А.П. Рябушкин, 1891.
Но и без кабацкой водки мастеровым было чем бражничать. Генерал Геннин писал об уральском обычае взаимных «помочей»: «Сколько ведомо, мастера непрестанно варят пива под именем помочи, и в домах своих весьма пьянствуют, и на работу с воскресенья на понедельник, так же и после праздников приходят поздно и пьяны. Того ради, накрепко запретить, чтоб мастеровые люди пив варили, а ежели у кого в доме сыщется, то оное выливать вон. А для лучшего – в воскресение и другие праздники зачинать мастерам работать с вечера, по пробитии 8 часов. И ежели кто придет на работу пьян, таких пред фабриками наказывать батожьем».
Избранное из книги: Акифьева Н.В. Питейная история Урала (XVII – начало XXI века). Серия «Очерки истории Урала». Вып 44. – Екатеринбург: БКИ, 2010. – 96 с. (изд. третье доп. и испр.). С.7-19.
