С появлением крупной промышленности на Урале, основными потребителями водки становятся рабочие. Еще Ф.Энгельс указывал, что пролетариат в условиях интенсивного труда на износ, объективно испытывает жизненную потребность в водке, а Х.Мозель (составитель труда по географии и статистики России – авт.) пришел к такому выводу еще раньше. В середине XIX века он писал: «Склонность к горячительным напиткам вообще свойственна русскому человеку, но в Пермской губернии она проявлялась в большей степени в рабочем классе, вследствие местных климатических причин и условий, зависящих от трудных работ на открытом воздухе или в рудниках». Историк В.В. Похлебкин объяснял склонность рабочих к пьянству рядом факторов: способностью алкоголя быстро снимать моральный и физический стресс; способностью алкоголя в силу своей высокой калорийности имитировать подпитку организма калориями; психологической потребностью неустроенного в жизни человека в алкоголе как средстве забвения; объективной потребностью в алкоголе на ряде производств, где алкоголь служит как бы противоаллергическим, успокаивающим, «комфортным» средством, а потому потребляющий его рабочий испытывает просто облегчение. По словам Похлебкина, − который, в свою очередь цитирует американского физиолога и биохимика Р.Дж.Уильямса − увеличение потребления алкоголя в современном промышленном обществе имеет объективные биохимические причины.

В канцелярии главного начальника горных заводов «хребта Уральского» считали, что питейных заведений достаточно «иметь по числу ревизских душ, а именно на 1000 душ – одно питейное заведение». Однако, истинное количество кабаков на заводах горнозаводского Урала превышало все мыслимые границы. Так в 1865 году только в Каменском заводе существовало до 53-х питейных заведений, 2 винных склада и 5 винных погребов. В Березовском заводе функционировали 23 питейных дома, 7 штофных лавок, 1 оптовый склад и 1 ренсковый погреб. 14 питейных домов было в Нижнеисетском заводе.

Последний кабак у заставы, В.Г.Перов, 1868.

Пьянство ощутимо било не только по нравственности мастеровых, но и по экономической состоятельности предприятий. Например, в Каменском заводе «орудие 60 фунтов калибра испорчено было во время сверления, явившемся на работу выпившим мастеровым. И убыток заводу составил на такую сумму, которую, бывший тому причиной мастеровой, не был бы в состоянии заработать в течение нескольких лет».

Трагедия пьянства затрагивала почти каждую семью на уральских заводах, вне зависимости от социального положения. Главный управляющий нераздельным имением Строгановых Василий Алексеевич Волегов еще юношей, будучи смотрителем билимбаевских золотых промыслов, в письме из Билимбая с огорчением сообщал брату, что их племянник Петр Тимофеевич Волегов «кончил жизнь свою самым позорным образом», а именно - будучи в состоянии сильного алкогольного опьянения «околел на дворе у колоды». Другой управляющий Строгановых – Александр Ефимович Теплоухов в служебных записках с болью писал: «Между служителями весьма мало хороших, большая часть их не воздержаны, иные пьяницы, которых бы вообще не следовало держать на службе».

«Пьянство – этот народный бич нашего общества, этот рычаг всех пороков, варварских преступлений и проступков, – писал в 1881 году корреспондент газеты «Екатеринбургская неделя», – гораздо более развито в среде заводского населения, чем среди земледельческого. Жизнь крестьянина земледельца совершенно другая. Земледелец тоже не прочь выпить, но выпить при случае: в праздники, в крестины и т.д., но в будни вы всегда встретите земледельца трезвым, за работой, в особенности в горячую страдную пору. Провертываются, разумеется, и среди земледельцев «пьянчуги», (это зависит от общения земледельцев с фабричными рабочими) но таких относительно мало; а пьяная женщина среди земледельцев – явление редкое».

В XIX веке уральский крестьянин предпочитал в основном слабоалкогольные напитки собственного производства – ржаной квас, брагу из овсяного солода, пиво и лишь по праздникам покупал хлебное вино. Уральская брага имела своих сторонников и яростных противников. В числе защитников напитка оказался писатель Д. Н. Мамин-Сибиряк: «Достоинства браги перед водкой или фабричным пивом, – писал он, – неисчислимы: она питательна, здорова, дешева. Приготовляют брагу дома, для домашнего обихода. В крестьянском быту, когда справляют свадьбу, годовые праздники, поминки, брага является благодеянием». На «безусловную питательность браги» указывал и знаток быта крестьян А. Вологдин. Другим хмельным напитком, популярным у крестьян, было пиво домашнего производства. Еще в деревне приготовляли сбитень. Его варили в самоваре на воде с медом и употребляли в горячем виде с большим удовольствием в зимнее время.

Охотники, В.Е. Маковский, 1887.

В 1863 году в России была введена акцизная система. Растущая конкуренция со стороны богатого купечества, с одной стороны, и новые правила в области налогообложения, с другой, создали предпосылки для закрытия ряда дворянских винокурен. И если в заключительные годы действия откупов в Пермской губернии было 9 винокуренных, 2 водочных и 1 пивоваренный завод, то сразу после введения акцизной системы число только винокуренных заводов достигало 24. В дальнейшем почти ежегодно происходило открытие новых заводов. В 1867 году в губернии было 43 водочных завода, в 1869 году их стало 53, а в 1873 численность водочных предприятий достигла максимальной отметки в 62 завода. Профессор психиатрии Иван Сикорский, отец знаменитого конструктора вертолетов Игоря Сикорского, писал: «Откупщики просто спаивали народ. Последовавшее после отмены откупов введение акцизной системы выбросило на рынок массу дешевой водки. Зло продолжалось и выразилось повальным пьянством в стране».

Постоянный рост объемов выпускаемой продукции привел к перепроизводству и затовариванию рынка, что привело к снижению цен на готовую продукцию, и как следствие к существенному сокращению прибыли как у производителей, так и у виноторговцев. В Пермской губернии проблему какое-то время удавалось решить путем монопольного сговора производителей. Так, в 1884 году перестали действовать 3 из 18 винокуренных заводов. Владельцы остановленных предприятий получали от коллег по бизнесу денежную компенсацию или плату за якобы арендуемые предприятия.

Невероятную и дикую сцену подглядел Д.Н. Мамин-Сибиряк в селе Болтино во время одной из своих уральских экскурсий.
«Я подошел к окну, – вспоминал писатель, – и увидел, что со всех сторон неслись старики, старухи, бабы, ребятишки с разной посудой в руках, и все в тот конец деревни, где стоял кабак Закржицкого.
– Что такое случилось, Тит? Пожар?
– Дураки, вот што... а., штоб тебя ущемило! Видел новый-то кабак? Ну, так сиделец дешевое вино объявил: по четыре копейки шкалик. Раньше было оно по шесть копеек, а теперь вдруг четыре объявилось. Ну, народ и рванулся...
Прошло не больше получаса, как началось обратное движение и еще с большим азартом — бежали на другой конец деревни, где стоял кабак Сережкина. Многие уже успели хлебнуть дешевки и бежали, пошатываясь, с осовелыми лицами; один старик запнулся, упал, да так и не мог подняться – дешевое вино сразу отняло ноги.
– Куда это опять бегут?
– А к Сережкину: там вино отпускают по три копейки за шкалик, – объяснил Тит с тревогой в голосе.
По лицу Тита было заметно, что и он не прочь был отправиться на дешевку, да только вот подходящей посуды не хватало. Проводив глазами опьяневшую толпу, старик не вытерпел и бросился бегом догонять кривого Онисима, который поотстал от других.
Я просто не верил своим глазам. Изба была пуста и только на печке охала седая старуха. По улице в это время валила пьяная толпа опять к кабаку Закржицкого, где водка продавалась по две копейки шкалик. Кто-то успел дать знать на поля работавшим мужикам, и они со всех сторон неслись к деревне, кто верхом, кто пешком. Болтино огласилось пьяными песнями, криком, руганью... По улице шатались пьяные женщины с грудными ребятами на руках, валялись в пыли старики; галдели мальчишки, пьяные безобразием больших. Картина получилась неописуемая, единственная в своем роде...
– Копейка шкал! Вот те Христос, кричал под окном кривой Онисим, едва державшийся на ногах».

В 1881 году на совещании министров было принято решение провести реформы, а кабаки «заменить» трактирами, винными и пивными лавками. Самым главным отличием трактира от кабака было то, что в трактире к выпивке можно было бы получить закуску. Трактирное заведение, по постановлению Пермского по питейным делам Присутствия, должно было соответствовать следующим критериям: «Во всех местах продажи крепких напитков, включая и пивные лавки, на окнах не должно быть занавесок, цветов и вообще предметов, которые могли бы мешать видеть с улицы, что делается в помещении заведения. Ссоры, драки и употребление бранных слов строго воспрещаются. Музыка, пляски, пение и игры воспрещаются. Пьяные не должны быть впускаемы в места продажи питий».

В каждой винной лавке кроме обязательных постановлений, на видном месте должно быть вывешено напечатанное на картоне крупными буквами следующее извлечение из закона 1885 года: «В винной лавке допускается продажа напитков только на вынос в запечатанной посуде и за наличные деньги. За продажу крепких напитков распивочно из заведений для торговли питьями только на вынос, виновные подвергаются аресту до одного месяца, или денежному взысканию до 100 рублей. За продажу крепких напитков в долг, под заклад платья, посуды или иных вещей виновные подвергаются в первый раз аресту до семи дней или денежному взысканию до 25 рублей, во второй раз аресту до двух недель или денежному взысканию до 50 рублей. Взятые в заклад за вино вещи возвращаются безвозмездно собственникам их. Принесенную покупателем опорожненную посуду обратно в лавки не принимать».

В помещениях пивных лавок в отличие от трактирного заведения не должно быть лавок, а только приличные столы и стулья. Женская прислуга в пивные лавки не допускалась ни под каким видом. На видном месте должно быть вывешено напечатанное на картоне крупными буквами, следующее объявление: «Здесь кроме портера, пива и меда не разрешается продавать ни каких других крепких напитков, а равно не разрешается напитки приносить посетителям с собой».

Питейный дом (фрагмент), Л.И.Соломаткин.

Но эти меры существенно улучшить положение с пьянством не смогли. «Скорее не будет церквей, чем кабаков» – заявил кабатчик Соболев из села Арамильского, когда на волостном сходе решался вопрос: быть кабаку в селе или нет? И оказался прав. На этом сходе был съеден пуд пряников и выпито 6 ведер водки, поставленных Соболевым обществу. В итоге сход постановил «предоставить право покупателю (за 3000 руб. – авт.) открыть в 1883 году в селе Арамильском три питейных заведения. Браво! Земство спрашивало об одном кабаке […], волостные же власти, своими делами, говорят: «Мало одного, давай три!». Волостную власть, в общем-то, можно понять. С кабатчика Соболева, за право открытия кабаков в селе, общество получило 3000 рублей серебром – по 8 рублей 33 копейки на каждого жителя. А между тем волостные власти, беря с Соболева по 8 рублей с копейками, давали ему возможность получать с общества гораздо больше – около 66 рублей 66 копеек, учитывая, что 360 арамильцов совместно с рабочими фабрики братьев Ушаковых ежегодно пропивали до 24000 рублей.

По свидетельству священника Петропавловской церкви А.А.Топоркова: «До 1886 года в Шайтанском заводе (сегодня г. Первоуральск), при населении в 6000 душ, каждогодно выпивалось вина до 5000 ведер. Многие надеялись, что питейная реформа повлияет на уменьшение пьянства и отзовется благоприятно на улучшении народной нравственности и материального благосостояния, но случилось как раз противоположное. До реформы в заводе никогда не было более трех кабаков. С введением же ее, вместо трех, открылось 12 питейных заведений, под разными наименованиями: 7 винных лавок, 2 трактира, ренсковый погреб и две портерные лавки». Везде где было бойкое, проезжее или прохожее место, где была площадь или просто угол двух улиц появлялись новые винные заведения, словом, «где тычок, там и кабачок». В 1886 году в Шайтанском заводе выручка с трактиров и винных лавочек только волостному правлению приносила чистой выручки до 110 рублей в день.

Суждение провинциального священника Александра Александровича Топоркова не отличалось от мнения писателя, юриста и депутата Государственной Думы Анатолия Федоровича Кони, который считал, что «Когда была введена казенная продажа вина, предполагалось, что кабак − средоточие спаивания, заклада и ростовщичества – отжил свое время. Но это была иллюзия. Сойдя официально с лица земли, кабак ушел под землю, в подполье для тайной продажи водки, став от этого еще более опасным. Трудно сказать, какое впечатление было тяжелее: от старого кабака, давно осужденного нравственным сознанием народа и терпимого как зло, или от позднейшей благообразной казенной винной лавки, у дверей которой в начале рабочего дня нетерпеливо толпились люди с изможденными лицами поставщиков питейного дохода, распивавших «мерзавчики» тут же на месте, причем взрослые часто служили посредниками для малолетних, получая за это право «глотнуть».

Продажа алкоголя на вынос породила и совершенно новый вид незаконного предпринимательства - притоны. Например, в Шайтанском заводе (сегодня г. Первоуральск), в соседстве с каждою винной лавкою появились две-три избы, «в которых желающие могут не только удовлетворить этой потребности, но к вящему удовольствию находят еще к своим услугам публичных женщин».

Объявления, вывешенные на дверях винных лавок с предупреждением о запрете распивать вино на улице, – писал в 1903 году корреспондент газеты «Урал», – не ведут ни к чему. «В Екатеринбурге место около винной лавки №196, помещающейся в доме Тябликова, в Усольцевской улице (ул. матроса Хохрякова – авт.), самое, так сказать «распивочное». Ярко свидетельствуют об этом целые груды пробок, валяющихся тут же у лавки и далее по улице, на протяжении 50 саж. Около этой лавки постоянно можно встретить пьяниц, извозчиков и так – «разного рода» бродячий люд, распивающий совершенно свободно казенку. Тут же неподалеку […] один домовладелец любезно предоставляет для распития свой двор, за что, конечно, распивающие радушного хозяина угощают. Такое свободное распитие казенки, само собою, влечет беспорядок: на улице стоит стон, ругань семиэтажная, драки и т.д.».

Но если Екатеринбург мог предложить выбор – от ресторанов, где обед без закуски и вин мог стоить от 2 рублей до чайных и всякого рода закусочных с обедом в 15-20 копеек, то в поселениях при уральских заводах выбора у жителей не было. По наблюдениям отца Александра в Шайтанском заводе (сегодня г. Первоуральск) «пьют все; женщины не уступают в невоздержности мужчинам и случается, даже превосходят их. Муж берется за рюмочку, а жена за стаканчик. Особенно сильно пьянствуют в храмовые праздники; в эти дни царит самый бесшабашный разгул. Только в полночь он стихает, но лишь для того, чтобы с рассветом проявиться с новою силою, и так продолжается часто несколько дней. Смотря на отцов и матерей, пьянствуют и безобразничают и дети их. Взрослые парни, в праздничный день, артелями в 20-30 человек, с песнями, под звуки гармоний, расхаживают по улицам, безобразничая и не давая никому проходу: побить встречного, выбить окна – дело обычное для буянов. Пьянствуют люди с достатком, пьянствуют бедняки, пропивая последнюю копейку, нередко бесчестно приобретенную». И как следствие пьянства: «развелось и курение табаку, чего прежде не было: курят православные, единоверцы и даже раскольники (!), взрослые и малолетки. Сильно развиты также азартные игры. Прежние вечерки приняли иной характер: на них собираются в домах женщин, пользующихся дурною репутациею, с платою хозяйке за вечер 20-30 коп. На сходах – дело на втором плане, а на первом та же водка. Легко представить, как вершатся на них дела».

Пирушка дельцов, Л.И.Соломаткин.

В свою очередь, уездная газета «Екатеринбургская неделя» в 1894 году писала о пьянстве, царящем в поселке Шайтанского завода (сегодня г. Первоуральск): «Особенно сильно привилось к здешнему рабочему населению пьянство. Редкий день не увидишь здесь пьяного – не различая, будни это или праздники. И как в большинстве заводов, пьянство обыкновенно сопровождалось здесь дебоширством, драками и т.д. Особенно отличались этим «молодежники», которые в пьяном виде гуляют вечером или ночью по заводу, с целью «угостить» хорошенько своего же собрата, на которого почему-либо «грызут зуб». А то бывают драки и среди белого дня – особенно в праздничные дни, причем старшие – отцы и матери – весьма хладнокровно смотрят на драку, вместо того, чтобы унять безобразников. Но в большинстве случаев подобные бесчинства здешней молодежи кончаются очень печально. Постоянно только и слышишь про ночные драки: один хватил топором или камнем, другого спустили с лестницы, третьего совсем отправили на тот свет».

Летом 1899 года знаменитый химик Д.И.Менделеев посетил ряд городов и заводов Урала и Сибири. Сделав короткую остановку в поселке Шайтанского завода, Дмитрий Иванович отметил, что «село огромное и видимо богатое…». Земский начальник довольство крестьян подчеркнул знаменательным на наш взгляд фактом, что на каждого жителя здесь приходится по пятнадцать – двадцать и даже более рублей в год, выпитой водки.

Корреспондент «Екатеринбургской недели» в статье за 1891 год приводит дикие факты, подмеченные им в поселках железоделательных заводов в Екатеринбургском и Верхотурском уездах. «В заводах пьют и старый, и малый, и даже женщины, а в особенности пьет молодежь. Пьяный заводской парень, идущий по улице с гармоникой в руках и напевающий песни самого циничного свойства, – явление заурядное. Он даже гордится тем, что он пьян и шатается, и на него смотрят другие, даже его родные, не то что с отвращением, а с некоторою как бы похвальбой: «Ишь-де, какой у нас Ванька-то удалый»! При выборе заводской девушкой жениха, она не обращает внимания на трудолюбие, скромность и гуманность своего суженного, а приговаривает: «Был бы щеголь, да бил бы в щеку»! Водка и гармоника, гармоника и водка, да еще распутство и денежная игра в орлянку и карты, – вот и все удовольствие заводской молодежи. Вот и весь идеал их жизни. Дикие заводские оргии в особенности увеличиваются при получении заводскими рабочими «выписки» (двухнедельного расчета заработка на заводе – авт.), тогда песни, крик, шум, писк гармоники, а часто и драка пьяной компании мужчин и женщин продолжаются всю ночь».

Редкое событие обходилось без «вспрыска». С 1 ноября начиналась в уральских поселках призыв новобранцев в рекруты. На призывные участки вместе с призывниками приезжала масса народа – их друзей и родственников. «На улице разыгрываются очень часто трагичные сцены, когда принятых на военную службу новобранцев окружают отцы, матери и жены и открыто причитают над ними, словно над покойниками. И, несмотря на закрытые в эти дни пивные и винные лавки, – писала в 1910 году газета «Уральский край», – царило страшное пьянство и хулиганство. Ни одна ночь не проходила без исколотых и избитых рекрутов. Обывателю ночью выйти куда-нибудь опасно, несмотря на то, что полиция каждую ночь делает обходы».

Культовые праздники к концу XIX приобрели совершенно иной смысл. Религиозность события была лишь внешней составляющей, стержнем же праздника становилась водка. Чтобы встретить и прилично провести праздник, как подобает всякому православному, народ приготовляться к торжеству начинал загодя. Примерно за неделю в деревнях и заводах начинали варить брагу и покупать в кабаках водку. Вот что писал об этом русский писатель Василий Васильевич Селиванов: «Печать праздника отражается на лицах мужчин. Щеки разрумянены, глаза или посоловели, или блестят как-то неестественно. Кто дерет во все горло песню, без склада и лада, кто порет, как говорится, дичь и требует, чтоб его слушали, между тем как он сам никого не слушает. Там обнимаются с нежностию и изъясняются в любви, а через минуту расстаются очень недовольные друг другом. [...] Так как принято исстари престольные праздники праздновать по три дня, то с утра опять являются со всех сторон гости, и праздник на другой день ничем почти не отличается от первого дня».

«А уж как справляют праздники в уральских селениях»! – восклицал корреспондент «Уральского края», посетив в торжественный день деревню Балтым, – справедливее бы было называть их не храмовыми, а праздниками Бахуса, как у древних. Весь маленький поселок с раннего утра принялся накачивать себя вином, переходя целыми ватагами из дома в дом, и удивлял путников Верхотурского тракта далеко несущимися за пределы деревни шумом и гамом».

Как тут не вспомнить слова Ивана Алексеевича Бунина: «…Ах, эта вечная русская потребность праздника! Как чувственны мы, как жаждем упоения жизнью, – не просто наслаждения, а именно упоения, – как тянет нас к постоянному хмелю, к запою, как скучны нам будни и планомерный труд!».

В конце XIX века в Невьянске было только две школы и четырнадцать питейных заведений. Таким образом, одна школа приходилась на 6938 человек, а одно питейное заведение на 992 человек. На одну школу приходилось семь "кабаков". Грустная статистика. учитывая, что до начала XX века на всем Урале не было не одного высшего учебного заведения.

Избранное из книги: Акифьева Н.В. Питейная история Урала (XVII – начало XXI века). Серия «Очерки истории Урала». Вып 44. – Екатеринбург: БКИ, 2010. – 96 с. (изд. третье доп. и испр.). С.20-47.</p>